Князь, в чьих глазах мерцали огни, поклялся.

– Да будет так! – решил король. – Позволяю тебе войти в покои моей дочери. И поторопись: она так измучена песнями звезд, что едва встает с постели.

Когда князь вошел в комнату принцессы, она сидела в большом кресле у окна и смотрела во тьму. Ее прекрасное лицо побледнело и осунулось, но все же не утратило красоты, а глаза сияли, отражая свет звезд.

– Я солгала отцу, – сказала девушка. – Я сразу поняла, что Вечерняя звезда говорила о тебе – о том, кому хватило смелости изучить язык ночных небес. Она описала тебя так подробно, что мне даже не нужен сейчас свет, – я и без него знаю, как ты выглядишь.

– Быть может, ты также знаешь, о чем я думаю?

Князь оказался достаточно смел, чтобы подослать к возлюбленной Вечернюю звезду, свою подругу, но и принцесса была достойна поклонника – она умела видеть сокрытое и читала в сердцах людей то, о чем они сами не подозревали. Мудрая девушка не стала признаваться, что знает наперед все, о чем хочет сказать князь с пламенной душой, и проговорила:

– Нет, мне это неизвестно. Открой тайну!

– Я думаю о том, что эта ночь – прекраснейшая из ночей, а ты – прекраснейшая из женщин. Слышишь? Звезды говорят, что твои глаза светятся ярче, чем любая из них. Я клянусь и призываю всех обитателей ночных небес в свидетели: наша с тобой дорога всегда будет вести лишь вверх!

– А если мы достигнем края неба? – спросила принцесса, заранее зная ответ.

– У неба нет края, – торжественно произнес князь.

И тотчас же к окну, у которого они стояли, держась за руки, подошла летающая лодка с парусами, сотканными из звездного света. Влюбленные ступили на ее палубу, и небесный фрегат помчал их прочь – туда, где над горизонтом уже зажглась Утренняя звезда.

Больше их никто не видел».

– Какая прекрасная сказка! – воскликнула Фаби, откладывая рукопись. – Я ничего подобного раньше не слышала! Это тоже из Книги Основателей?

Ризель покачала головой.

– Нет. В библиотеке полным-полно старинных книг и рукописей – не таких драгоценных, но достойных внимания. Знала бы ты, как много историй, восхитительных и пугающих, мне довелось прочитать за последний год! И всякий раз неоконченная история ранит меня, словно острое лезвие… – Принцесса устало вздохнула, и почти сразу на ее бледном лице появилась слабая улыбка. – Хотя, если вдуматься, любой финал, даже самый хороший, убивает сказку. Она по-настоящему живет, только будучи незаконченной. Так и мы живем… пока живы.

– Да, – задумчиво проговорила Фаби, вновь обратив взгляд к окну, за которым сияла луна. – Кто знает, путешествовали эти влюбленные на своей небесной лодке еще долго-долго или же ее звездные паруса растаяли с приходом рассвета? Иногда неведение предпочтительнее знания… – она осеклась, услышав странный звук, и посмотрела на Ризель. – Ваше высочество!

Принцесса сидела, закрыв глаза, и по ее щекам текли слезы.

5. Пожиратель кораблей

Это был, как сразу решил Умберто, не просто узел, а повелитель всех узлов.

Несведущему тугой клубок мог показаться беспорядочным переплетением веревок, однако Умберто видел в нем мысль, идею, чей-то замысел… загадку! А всякая загадка требовала, чтобы ее разгадали, поэтому моряк, не теряя времени, взялся за работу.

«Нет такого узла, который я не сумел бы развязать!» – когда-то похвалялся он перед капитаном «Невесты ветра», набивая себе цену. Крейн слушал молодого нахала, посмеиваясь; как теперь было известно Умберто, феникс набирал команду, руководствуясь вовсе не особыми умениями претендентов, а чем-то иным. «Ремеслу можно научить, – сказал однажды капитан. – Но если у человека душа гнилая, как старая половица, которая даже на растопку не пойдет, то с этим уже ничего не поделаешь». Впрочем, Крейн ценил все таланты своего помощника и никогда не упускал случая ими воспользоваться.

Умберто по локоть запустил обе руки в гигантский узел, пытаясь нащупать его сердце, как вдруг веревки зашевелились. Испугавшись, он попытался отскочить, но не тут-то было: веревки плотно обхватили его запястья и натянулись, не давая вырваться на свободу.

«Нет, так не пойдет! – подумал он. – Мне не нравится такая бестолковая смерть!»

Страх исчез, но это мало помогло: вскоре Умберто безнадежно запутался в огромной паутине и повис на веревках. Одна из них стягивала его шею – и узел становился все туже и туже. Моряк затрепыхался, словно муха в паутине, по которой уже приближается паук. Стоило об этом подумать, как «паутина» начала раскачиваться, будто по ней и впрямь пробиралось что-то очень тяжелое.

Все ближе, ближе~~~~~~

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Искусай меня медуза!

Свалившись с койки, Умберто так сильно ударился головой, что у него потемнело в глазах. Но и вслепую он почувствовал, что с фрегатом происходит нечто странное: палуба ходила ходуном, двигаясь то вверх-вниз, то из стороны в сторону.

А потом случилось и вовсе удивительное.

Корабль начал кружиться.

Когда «Невеста» совершила полный оборот и замерла, насколько вообще могла сохранять неподвижность, Умберто с трудом поднялся, одной рукой держась за койку, а другой – ощупывая шишку на затылке. Что случилось? Звездочет, водокрут, сирены, безымянная тварь – какой враг повстречался им в открытом море и почему фрегат не разбудил его как положено? И почему не зовет прямо сейчас – к Кристобалю, на палубу, куда-нибудь?..

– Что произошло? – спросил помощник капитана вслух, но не услышал ответа. Из глубин разума – самых темных, самых зловонных – поднялась мысль, омерзительная, как заболевший сизой гнилью краб, и Умберто зашипел от досады и растерянности. Он старательно прятал эту мысль не только от «Невесты» и капитана, но даже от самого себя, однако паршивка не унималась и со временем заметно окрепла.

«А если… начинается?»

– Три тысячи кракенов, – прорычал Умберто.

Он перевел дух, выпрямился и закрыл глаза.

– Яркий уголек в некотором отдалении от затухающего костра.~

– Ребенок посреди пустой каюты, играющий в кубики.~

– Узел из доброй сотни канатов – не просто громадный, а болезненно разбухший, как будто что-то внутри него толкает сразу во все стороны дюжиной конечностей, но не может, не может, никак не может вырваться.~

Последний образ почему-то вызвал легкую тошноту. Он отличался от узла, который Умберто увидел во сне, но явно был с ним в родстве. Выходит, «Невеста ветра» все же его позвала, не ткнула в бок, не окунула в ледяную воду, а обратилась на том единственном языке, который знала. Без посредства капитана она могла общаться лишь с помощью образов.

– Кристобаль, – пробормотал Умберто, хмурясь. – Сдается мне, ты что-то натворил.

Ругаясь вполголоса и становясь все злее, он направился к капитану и по пути вынужден был успокаивать встревоженных матросов, а также хвататься за стены и все, что попадалось под руку, поскольку «Невеста ветра» еще дважды принималась кружиться, словно танцевала джейгу с Великим Штормом.

– Кристобаль, что за… – начал он, ввалившись в капитанскую каюту без стука, и прикусил язык: там была Эсме. Рядом оказался и Джа-Джинни; оба они, судя по всему, опередили Умберто лишь на мгновение и теперь растерянно стояли перед Крейном. – Что происходит, кракен меня раздери? – продолжил Умберто. – На нас никто не нападает, но мы… вертимся?!

– Скоро все закончится, – ровным голосом ответил магус. Он сидел за столом, глядя в пустоту, и как будто не ощущал суматохи, охватившей фрегат.

– Скоро? – язвительно переспросил Умберто. – Слушай, если у тебя закружилась голова, то попроси Эсме, она исцелит.

– Умберто! – Щеки целительницы вспыхнули, она с негодованием сжала кулаки.

Тут фрегат сильно тряхнуло, и Эсме потеряла бы равновесие, не подхвати ее крылан. Умберто тоже пошатнулся и, отступив на шаг, едва не сбил с ног Хагена, который явился в капитанскую каюту последним.